Ты слушала Шопена
ночи напролёт.
Цитировала классиков,
путая Горация "К Мельпомене"
и "Памятник" Пушкина.
На кухне одиноко
остывала "юшка".
Втихомолку её хлебала кошка.
Этюд за этюдом, ноктюрн,
затем "колыбельная ангелу".
В этой музыке ты сгорала,
умирала,
и снова оживала.
Ты стала моим ангелом.
Между нами ближе что-то было
простой связи, человеческой.
Душевнее.
Инфернальнее.
Я тонул в тебе,
а ты - в Шопене и классике.
И, слушая в динамике,
я растворился окончательно.
Стремительно.
Исключительно непринудительно.
В тебе.
Цитируя классиков,
путая "Мельпомену" и "Памятник",
не теряя связи и качаясь,
как маятник.
- Не уходи. Пожалуйста. Не сегодня.
- Время ничего не даст.
***
Как только я не пыталась остановить его в тот ужасный вечер. Называла грязным ублюдком, клялась, что моей любви хватит на обоих, исступлённо кричала, потом вдруг переходила на шепот, словно умалишенная, и твердила, как заклинание: "Ты не уйдешь", "не уйдешь", "не сможешь уйти"... Хотя знала: еще как сможет.
- Я же не смогу жить без тебя!
Смешная... .будто с ним могла.
Его прощальные слова ударили меня, словно кирпич по затылку. Он твердил что-то о реализации своих идей, которые ему не под силу осуществить, если я буду рядом.
- Ты стала в последнее время слишком одержима мной и поэтому наскучила. Я не из тех, кто перечитывает книги, а тебя я уже прочёл. Ты была мне родной. Я не забуду тебя. Но мне нужно двигаться дальше. Не держи меня. Я никогда не останусь там, где очень тепло. А в последнее время в нашем доме начало уж слишком пригревать.
В последний раз он взмахнул на прощание своими густыми ресницами пепельного цвета, прищурился, горько улыбнулся и захлопнул за собой дверь.
***
Два с лишним года назад он притащил в дом проигрыватель. С тех пор мы стали слушать музыку только на пластинках. Искали их везде, где только можно: в антикварных лавках, у стариков, которым они были не нужны, в музыкальных магазинах. Мы собрали целую коллекцию за 2 года!
Я поставила любимую пластинку - Фредерика Франсуа Шопена. Тотчас комната наполнилась чарующими звуками "Lullaby for an angel" вперемешку со всхлипываниями. Сквозь пелену слез я вспоминала, как мы, одна за одной, расставляли пластинки на специальной полке у окна по алфавиту, радовались каждому редкому альбому: "Дорогая, гляди какой винил сегодня в антикварном за полцены продали!" Я улыбалась, радовалась, ведь это был легендарный альбом Леннона "Double Fantasy", тот самый, где они с Йоко светятся любовью на обложке. Также радовалась потому, что это был наш первый винил в коллекции - символ чего-то прочного, чистого, непоколебимого.
Такого же, как любовь Леннона к Йоко Оно.
Такого же, как эта наша с таким трудом заполняемая полка с пластинками...
***
Я не помню, как уснула в ту ночь. Проснулась от грохота. Что-то упало и разбилось на много осколков.
Сильный ветер ворвался в мою одинокую обитель, открыв нараспашку окно. То самое, возле которого стояла полка. Он снёс её. А вместе с ней и все наши два года, заключавшиеся теперь только в виниловых пластинках.
Что я почувствовала тогда?
Исступление?
Боль?
Осознание того, что теперь точно конец?
Нет.
"Слава Богу, что Шопен был в проигрывателе..."