Ее муж, истерзанный болезнью, в пропотевшей рубашке лежал на грязной кровати. Опрокинутый стул и ведро, разлитая на пол вода и мокрая тряпка окружали мужчину. Он в полудреме, на пороге лишения рассудка, вскидывал руки, хватаясь за воздух, что-то бормотал и все порывается встать, но ноги не слушались его.
В дверях стоял врач, он наблюдал, не пытался помочь или хоть как-то вмешаться. Беспомощность не приходилась ему по душе. Даже не столь мерзко быть больным и сравняться с младенцем, как быть в силах сделать многое, но не в силах помочь нуждающемуся. Он поморщился, прогоняя скверные мысли. Всего лишь обычный четверг.
Доктор поднял стул, отодвинув ногой ведро, сел рядом с обмякшим мужчиной, достал из внутреннего кармана сюртука небольшую записную книжку и карандаш.
«Жар, мокрая от пота простыня, бледное лицо, дрожь, бормотание во сне»
Скрипнули половицы:
- Он умрет? – тихо произнесла маленькая девочка, остановившись у входа.
Врач молчал. Он знал, где-то там за дверью стояла мать этого ребенка, обреченная, не в силах вымолвить хоть слова, бледная, с оттеками вокруг глаз. Она вызвала его, она тихо проводила его в комнату, она понимала, чем это кончится.
Комната наполнялась стонами больного, они некогда трогали его мягкую душу, но с тех времен она покрылась гранитовой пылью.
Девочка не шевелилась, то ли не решалась спросить второй раз, то ли сама знала ответ.
Она знала, он – нет.
- Он,- неуверенно выдохнул врач. – твой папа, верно?
«Как глупо, –подумал он про себя –, конечно, те же рыжие волосы и нахмуренные брови».
Девочка молчала.
- Знаешь, скоро ему будет лучше, - соврал врач.
- Честно? – звенящая нотка надежды послышалась в ее голосе.
- Конечно, он скоро поправится. – продолжал доктор. Она вошла в комнату. – Но сегодня не стоит его беспокоить. Принеси воду, нужно сменить повязку.
Девочка коротко кивнула и, забрав ведро, убежала из комнаты.
- Черт, - чуть слышно произнес врач, рука потянулась за сигаретой. Он опомнился, в домах с больными нельзя было курить, даже с мертвыми, такие правила.
Мужчина шевелил губами. Его синеющее лицо покрылось испаринами.
- Не-т..- шипел он – нне-т. Нн-е надо…
«Жарь, мокрая от пота простыня, выцветевшее лицо, дрожь, бормотание во сне»
Врач записал симптомы в книжке. Какая это уже страница? Какой человек? Он уже давно сбился со счету. Но кто выжил из людей на этих страницах, хоть кто-то выжил?..
- Нне тт-рога..- мужчина судорожно вздохнул, на секунду его лицо изуродовала боль, тело напряглось, руки впились в истерзанную простынь. Стало тихо. Он не дышал.
Врач поднялся, пряча тетрадь и карандаш. Послышались быстрые шаги, плеск воды, в проеме появилась девочка.
Он не знал, что ей сказать.
***
***
Грязь липла к подошве кожаного сапога, врач закурил, вытесняя зной вечернего солнца табачным дымом.
— Что вы сказал им? — кучер кивнул в сторону заляпанного окна.
— Ничего. Тут нечего говорить. — выдохнул врач.
— Но ведь только что погиб человек, у вас на глазах! Вам совсем не жалко их?
— Зачем жалеть? — сказал он куда-то в сторону. Вопрос повис в пустоте.
Задумчиво пожевав губы, кучер продолжил:
— Нельзя же так с ними.
— Лихорадка не щадит никого. — все так же в пустоту отвечал врач то ли собеседнику, то ли оправдываясь перед самим собой, глуша дымом откорябонную советь.
— Разрешите спросить, ваш саквояж, где он? Разве больнице не дала с собой лекарств? — озадаченно спросил кучера.
— Мой саквояж, как и лекарства остались в больнице.
— Тогда зачем мы проделали весь этот путь? — кучер удивленно вскинул брови. — Разве вы не лечите людей?
— Я — нет, кто-то другой — возможно, но не сейчас. — врач старался не смотреть в растерянные глаза кучера.
— Как же… А больные? Они надеются на вашу помощь.
— Надежда ни к чему не приведет. Наш с вами путь — исключительно сбор сведений о вспыхнувшей лихорадке, не более. Как и сейчас.
— Доля сочувствия к людям еще никому не делал хуже. — почесав кончик носа произнес кучер.
— Смерть обитает не только в их доме. Мы все в равном положении. — врач затушил сигарету. — Поехали.